– Я не ищу сокрушительной победы, господин председатель, – сказал Фастольф. – И вновь предлагаю компромисс: пусть Аврора, остальные космомиры, а также Земля получат равные права на заселение Галактики. Взамен я буду рад стать сотрудником Института робопсихологии, предоставить в его распоряжение все, что знаю о человекоподобных роботах, облегчив таким образом осуществление плана доктора Амадиро – в обмен на его торжественное обещание не принимать никаких мер против Земли когда-либо в будущем и облечь это обещание в форму договора, который будет подписан нами и Землей.

Председатель кивнул:

– Мудрое государственное решение. Могу ли я рассчитывать на ваше согласие, доктор Амадиро?

Амадиро опустился в кресло. На его лице застыла горечь поражения.

– Я не искал личной власти или тщеславного удовлетворения победой, – сказал он. – Я хотел того, что для Авроры лучше всего, в чем я твердо убежден, как убежден и в том, что план доктора Фастольфа рано или поздно обернется концом Авроры. Однако я признаю, что бессилен против происков этого землянина (он бросил на Бейли злобный взгляд), и вынужден принять предложение доктора Фастольфа. Все же я прошу разрешения обратиться к Законодательному собранию на эту тему и изложить для записи мои опасения относительно последствий.

– Это, разумеется, мы разрешим, – ответил председатель. – И, доктор Фастольф, если вы послушаетесь моей рекомендации, то незамедлительно отправите землянина восвояси. Он обеспечил победу вашей точке зрения, но она утратит популярность, если у аврорианцев отыщутся причины усмотреть тут победу Земли.

– Вы совершенно правы, господин председатель, и мистер Бейли вскоре отправится на Землю – с моей благодарностью и, надеюсь, также и с вашей.

– Что ж, – не слишком любезно сказал председатель, – поскольку его находчивость предотвратила опасные политические схватки, я ему благодарен. Так благодарю вас, мистер Бейли.

Бейли издали наблюдал, как они уезжали. Хотя Амадиро привез председателя, отбыли они по отдельности.

Фастольф проводил их и вернулся, не скрывая облегчения.

– Идемте, мистер Бейли, – сказал он. – Перекусим, а затем вы отправитесь на Землю без лишних промедлений.

Его роботы уже занялись необходимыми приготовлениями.

Бейли кивнул и заметил саркастически:

– Председатель меня, бесспорно, поблагодарил, но при этом он словно костью подавился.

– Вы представления не имеете, какая вам оказана честь! – сказал Фастольф. – Председатель крайне редко кого-нибудь благодарит. Но, с другой стороны, никто никогда не благодарит председателя. Хвалить его предоставляется истории, а нынешний занимает свой пост свыше сорока лет. Он успел стать раздражительным и брюзгливым, как всегда случается с председателями в конце их пребывания на посту. Однако; мистер Бейли, я благодарю вас еще раз, и вместе со мной вас благодарит Аврора. Вы еще увидите, как земляне выйдут в открытый космос, хотя срок вашей жизни и короток. Всю необходимую техническую помощь мы вам окажем. Каким образом, мистер Бейли, вы умудрились распутать этот наш клубок за двое с половиной суток… нет, меньше… я просто вообразить не могу! Вы – чудо… Но идемте. Конечно, вы захотите немножко привести себя в порядок. Во всяком случае, мне это необходимо.

В первый раз после прибытия председателя у Бейли хватило времени подумать о чем-то кроме следующей своей фразы.

Он все еще не знал, какое озарение трижды посетило его: на грани сна, затем на грани обморока и, наконец, в момент полной расслабленности.

«Он успел раньше».

По-прежнему непонятно, однако он все равно убедил председателя, полностью справился со своей задачей. Так, может, и смысла-то никакого нет? Будто деталь механизма, которая никуда не вставляется и словно бы бесполезна? Так просто чепуха?

Это продолжало его грызть, и за стол он сел победителем, обманутым своей победой. Его мучило ощущение, что он упустил главное.

И вообще, не отступит ли председатель от своего решения? Амадиро проиграл сражение, но он из тех, кто ни при каких обстоятельствах до конца не сдается. Если отдать ему должное и поверить, что он не кривил душой, утверждая, что им движет не честолюбие, а патриотизм, любовь к Авроре, он ни за что не сдастся.

Пожалуй, следует предостеречь Фастольфа.

– Доктор Фастольф, – сказал Бейли, – мне кажется, это еще не конец. Доктор Амадиро будет по-прежнему добиваться изоляции Земли.

Фастольф кивнул и придвинул к себе тарелку.

– Не сомневаюсь. Я другого и не жду, но поскольку с вопросом о гибели Джендера покончено, опасаться больше нечего. Теперь, когда он лишился этого козыря, я знаю, что в Законодательном собрании верх всегда будет за мной. Не бойтесь, мистер Бейли, Земля выйдет в космос. И мести Амадиро – он человек злопамятный – тоже не опасайтесь. Вы покинете Аврору еще до захода солнца. И вас, разумеется, будет сопровождать Дэниел. Ну а наше сообщение, которое мы отправим с вами, обеспечит вам солидное продвижение по службе.

– Я буду рад поскорее вернуться, – сказал Бейли. – Но надеюсь, у меня еще есть время попрощаться кое с кем. Я… я хотел бы повидать Глэдию, а также пожелать всего доброго Жискару, который, возможно, вчера ночью спас мне жизнь.

– Ну разумеется, мистер Бейли! Но что же вы не едите?

Бейли послушно начал ковырять у себя в тарелке – еда не доставляла ему никакого удовольствия. Она почему-то казалась безвкусной, точно воспоминание о разговоре с председателем и недавней победе.

Он не должен был победить. Почему председатель не прервал его, а дал договорить? Да и Амадиро мог бы все отрицать наотрез. И его слово должно было бы перевесить утверждения и рассуждения землянина.

Впрочем, Фастольф ликовал.

– Я опасался худшего, мистер Бейли. Я опасался, что встреча с председателем преждевременна, что у вас не найдется, что сказать, чтобы изменить положение. Но вы справились великолепно! Слушая вас я был просто вне себя от восхищения. Я все время ждал, что Амадиро потребует, чтобы его слово поставили выше слова землянина, пребывающего в полубезумии, потому что он оказался на чужой планере под открытым небом…

– Извините, доктор Фастольф, – ледяным тоном перебил Бейли, – но я не пребывал в полубезумии. Единственное исключение – прошлая ночь, по больше я ни разу не терял контроля над собой. Все остальное время на Авроре я был в здравом рассудке, пусть иногда и чувствовал себя не наилучшим образом. – Наружу прорывался тот гнев, который он вынужден был подавлять, пока говорил с председателем. – Только во время грозы, сэр… Ну и конечно, – вдруг вспомнил он, – на корабле… несколько секунд, когда мы приближались к Авроре…

Он не понял, почему, каким образом, с какой быстротой его осенила мысль… воспоминание… истолкование. Мгновение назад ее не было, а теперь она пронизала его сознание – четкая, ясная, как будто все время была там, прячась за завесой мыльных пузырьков.